Все начинается с того, что в комнату через раскрытые окна начинает вплывать запах свежей выпечки – это на первом этаже, прямо под тобой, булочник вынул из печи первую партию круассанов, приготовленных к завтраку постоянных покупателей родного квартала. Запах такой сильный, что ты просыпаешься, – и видишь, что небо совсем еще черное: печь круассаны начинают рано, в шесть, а то и в пять часов утра. «Да-да, круассаны, - бормочешь ты. - Я тоже... Но потом… потом…» – и снова засыпаешь… И тебе снится детство, лето, деревня, бабушкины пироги с капустой…

Традиционный итальянский завтрак очень легок – круассан и кофе. Это типично для стран, где летом так жарко, что без сиесты не обойтись. Завтрак почти невесом по двум причинам. Во-первых, по утрам совсем нет аппетита: накануне пришлось ужинать, когда спала жара; из-за стола, от души наевшись и напившись, встали только в одиннадцатом часу вечера. А во-вторых, нет смысла плотно завтракать потому, что сразу после полудня, перед сиестой, будет обед, и не какой-нибудь легкий ланч из сэндвича, скажем, с тунцом, а полноценная трапеза из нескольких блюд под бутылочку доброго вина…

Но это все потом, потом, завтрак, обед, ужин, а сейчас – сон, лето, бабушкины пироги…

В следующий раз тебя будят голуби. Ночью голуби спят, но на рассвете, когда небо начинает синеть, а потом наливаться молоком, они просыпаются. Видимо, голубям тоже не дает покоя запах горячих круассанов. На соседской крыше, куда выходит окно спальни, начинают хлопать несколько десятков крыльев. Это издали голуби кажутся нежными и миролюбивыми созданиями, а в предрассветных сумерках на черепичной венецианской крыше в каких-нибудь полутора метрах от твоей подушки они производят шум, достойный, кажется, маленького боевого вертолета. Точнее, эскадрильи маленьких боевых вертолетов…

Ах, как в детстве хотелось получить ко дню рождения радиоуправляемую модель вертолета! Даже сейчас еще хочется, хоть это и нелепо для взрослого дяди. А еще хочется, чтобы сегодня была солнечная погода и получились, наконец, хорошие снимки. Например, эскадрилья голубей на фоне синего неба… Или стайка боевых вертолетов, присевшая на крышу Сан-Марко… Точнее, наоборот, стайка боевых голубей над Сан-Марко и эскадрилья сизых вертолетов над парком на острове Светой Елены… Что, опять не так? Не важно, все равно...

Ты снова засыпаешь…

К голубям в Венеции отношение особое. Считается, что в лихие времена нашествия варваров голуби первыми поняли, что дело плохо, и переселились на острова Венецианской лагуны. Когда-то ковер из голубей на Пьяцце Сан-Марко был таким же символом Венеции, как Дворец Дожей или мост Риальто. С голубями фотографировались, городские власти их подкармливали, горожане следили за тем, чтобы голубей не обижали кошки. Но увы, увы… Центнеры помета, счищаемые ежегодно с городских крыш центральной части города, заставили положить конец голубиной традиции: поначалу, пытаясь ограничить поголовье, голубей стерилизовали, а потом на них и вообще наложили запрет.

…В следующий раз тебя будят основательно и не на шутку: колокол церкви  Сан-Заккария начинает отбивать семь часов утра  -  гулко, настойчиво, прямо под диафрагму: прихожанам пора на мессу. Сан-Заккария совсем недалеко от окон спальни. Но если поблизости нет Сан-Заккарии, найдется какая-нибудь другая церковь – на островах небольшой по размерам Венеции расположено 150 церквей, это самая большая плотность на душу населения в Европе. Через мгновение колоколу Заккарии начинает вторить, заметно глуше, колокол на часовой башне Сан-Марко, - в него начинают бить молотами два исполинских мавра. А если как следует прислушаться, можно услышать колокола Сан Джованни и Паоло…

Можно еще подремать - на работу ведь не надо. Но улица, на которую выходят окна с противоположной стороны, из кухоньки съемной квартиры, постепенно начинает наполняться утренними звуками: с металлическим лязганьем уползают вверх рольставни, открывая нарядные витрины туристических лавочек, с треском распахиваются окна, звонкие голоса соседок приветствуют друг друга с разных концов улицы («Бон Джорно, Клара!» -  «Бон Джорно, Антонелла!»), раздраженное женское сопрано зовет какого-то исчезнувшего с утра Марио (почему-то сразу ясно, что Марио – красавчик, пижон и любитель застольных споров), стрекочат по булыжнику колесики чьих-то чемоданов - наступает еще один нарядный, шумный, сочный венецианский день.  

Павел Верещагин