"Блеск и нищета куртизанок" во все века будоражила умы и будила фантазию художников, писателей и людей других смежных профессий. Куртизанки становились музами великих живописцев, классики писали о них романы. Мы не будем множить количество гневных или, наоборот, страстных страниц на эту тему. Отметим лишь пару моментов, позволяющих лучше понять главный предмет, которому посвящен наш путеводитель, - загадочный, чарующий, заразительный венецианский дух.

Туризм, как его понимают в наши дни, появился относительно недавно - лишь в конце XIX века. До этого поездки в другие страны - для отдыха или с познавательным целями - не были распространены: они были небезопасны, сопряжены с массой трудностей, люди не видели в них смысла. Ездили купцы, но это совсем другая история; чудаков, которые бы отправлялись в путешествия, чтобы просто посмотреть мир и узнать что-то о других странах, можно было пересчитать по пальцам.

В этом смысле Венеция определила остальной мир почти на два столетия: уже в начале XVIII века сюда стали приезжать и здесь "зависать" люди из разных европейских стран. Этих людей, преимущественно обеспеченную молодежь, влекли в Венецию не только семь стационарных театров (огромное для тех времен число) и бесчисленные произведения живописи: в местных казино круглыми сутками шла крупная игра, а в городе безраздельно царила свободная любовь.

В золотом XVIII веке в Венеции при общей численности населения менее трехсот тысяч в списках значилось более 20 тысяч куртизанок - почти десять процентов населения. Куртизанки – это женщины, которые обменивают на деньги не заурядный секс, а высокое искусство любви, обычные проститутки числись в другом списке. Дела обстояли так, что всех незамужних женщин, имевших связь с одним или несколькими мужчинами, венецианские власти причисляли к куртизанкам. Весь правый берег Гранд-канала (нынешний район Сан-Поло) был территорий свободной любви.

Для европейцев с материка, приезжавших из стран с централизованной властью, имперскими традициями, официально сформулированной моралью и нетерпимостью к тем, кто живет не так, как все, такая ситуация представлялась пикантной и интригующей. Венеция, которая на протяжении своей почти тысячелетней истории умудрилась (редкий случай!) остаться республикой, ситуация выглядела по-другому: демократия вообще более терпима к нетрадиционным проявлениям человеческой натуры. Тем более что для венецианцев такая ситуация порождалась самим укладом жизни.

Венеция - город моряков и заморских купцов, людей непоседливых, беспокойных и зачастую несемейных. Кроме того, ради ограничения роста населения в небольшом по размерам городе некоторые категории венецианских граждан вообще не имели права заводить семью и детей. И главное: негоцианты, или по-нашему купцы, составлявшие большую и влиятельную часть венецианского населения, предпочитали не дробить капитал, ослабляя тем самым свой торговый дом, а передать его по наследству в одни руки - как правило, старшему сыну. Старший сын становился купцом, как его отец, женился и заводил детей, один из которых (как правило, тоже старший), в свое время и в свою очередь становился купцом и продолжателем династии. Все остальные сыновья, получив то или иное содержание, в дележе  капитала не участвовали, и официальной семьей, как правило, не обзаводились: у их детей не было шансов продолжить жизнь, к которой привыкли отцы и деды.

Эти вторые и прочие сыновья состоятельных купцов составляли довольно многочисленную и совершенно особую категорию венецианских граждан. Именно они, их интересы и их стиль жизни во многом  определяли то самое лицо Венеции. Достаточно сказать, что среди четырнадцати дожей, сменившихся в Светлейшей между 1675 и 1775 годами, только четверо был женатым людьми (данные Джона Норвича) - а дожами, сами понимаете, избирали людей немолодых, положительных и серьезных.

Европейский институт куртизанок возник в Венеции и сформировался на рубеже XV и XVI веков - именно тогда явлению придали узаконенные формы. Возникла своеобразная табель о рангах: придворные, благочестивые, прочие куртизанки - для каждого разряда определялись нормы поведения, права и обязанности. Благочестивые состояли на содержании одного или нескольких мужчин. Иногда имели официального мужа, который был ниже по положению друзей куртизанки и завсегдатаев ее салона. Находившиеся внизу иерархии немногим отличались от проституток. Самые известные соперничали роскошью и блеском с первыми дамами света. Власти даже были вынуждены защищать права "порядочных" женщин: куртизанкам запрещалось слишком дорого одеваться, использовать в одежде редкие  ткани, носить драгоценностей, - чтобы они хотя бы в этом не затмевали на улицах законных жен патрициев.

Собственно, жрицы любви существовали в мире всегда, со времен античных цивилизаций, наиболее известны древнегреческие гетеры. В Греции, знаменитой своими науками и философией,  образование получали только мальчики, девочкам давать образование было не принято. "Афинские жены" - это синоним достатка, ухоженности и абсолютного невежества. Другое дело гетеры - они не имели ничего общего с "женами", а своим образованием и умом могли поспорить со многими мужчинами. И в Венеции судьба многих блестящих куртизанок начиналась с того, что они, в отличие от большинства женщин, получали образование наравне с мужчинами. В их салоны собирались ради умных разговоров, интересных встреч, знакомств со знаменитостями. Деньги деньгами, но для многих куртизанок и их друзей была важна не столько коммерция, сколько особенный, богемный образ жизни. Если браки заключаются преимущественно из соображений расчета, любовь всегда вытесняется во внесемейные сферы, возникает полусвет.

Вот для иллюстрации пунктир фактов из жизни двух самых известных венецианских куртизанок.

Вероника Франко и сама была дочкой куртизанки и венецианского чиновника. Она и три ее брата выросли по сути в семье, только семья эта не была зарегистрирована. Портрет шестнадцатилетней Вероники написал Тинторетто, очарованный ее прелестью - художник был другом ее матери. Уже в 20 лет Вероника попала в список cortigiane «oneste» - благочестивых куртизанок. Получила образование. Сама писала стихи. Ее друзьями были аристократы и купцы. Она была завсегдатаем салона Доменико Ваньера – сенатора и мецената - Ваньер подарил ей собрание книг (драгоценный подарок!) и содержание на всю оставшуюся жизнь. Позже патриций Андреа Трон стал отцом ее ребенка. Франко была знакома со многими философами и писателями. Состояла в переписке с Монтенем. В 1580 по оговору недоброжелателей предстала перед судом инквизиции, но сумела защитить себя.

Именно к Веронике Франко в 1574 г. венецианские дипломаты привезли двадцатидвухлетнего Генриха III Валуа, будущего короля Франции, в завершение его исторического визита в Венецию. Сначала крон-принцу показали, как в Арсенале за один день строится галера, потом закатили обед из 3000 блюд, а в конце дня отвезли к прелестной Веронике. Не мудрено, что в следующие десятилетия Франция крайне благосклонно относилась к Венецианской республике.

 А Туллия д'Арагон (1510-1556)  родилась и получила образование в Риме. В детстве имела способности вундеркинда. Не была красивой, но поражала обаянием и умом. Побывала замужем. Отказалась от роскоши в соответствии с прогрессивными веяниями эпохи. Уже тридцатилетней переехала в блестящую Венецию. В ее салоне ради умных разговоров и особенной обстановки собирались самые богатые купцы и самые известные поэты. Сама писала и публиковала стихи.

История Венецианской республики закончилась в 1797 году, когда Светлейшая, растратившая былое могущество и богатство, без боя сдалась войскам вошедшего в Италию Наполеона. Тогда же пришел конец и той утонченной, куртуазной, пленительной жизни  Венеции.

Облик города - улочки, площади, каналы - удивительное дело, практически не изменился с тех пор. Венеция защищена от перемен островным положением, невозможностью использовать колесный транспорт, неясными перспективами и запредельной дороговизной нового строительства. Облик не изменился, но прежней жизни - жизни XVIII века - нет и быть уже не может. Кто-то умный, любящий Венецию, сказал, что  здесь мы бродим по опустевшему городу, оставленному его прежними, коренными жителями.

Это конечно, метафора, преувеличение... Но что-то в этом определенно есть.

Павел Верещагин